Календар подій

95 років з дня народження Віктора Астафьева

«Пожалуйста, не топчитесь на наших могилах и как можно реже беспокойте нас. Если читателям и почитателям захочется устраивать поминки, не пейте много вина и не говорите громких речей, а лучше молитесь. И не надо что-либо переименовывать, прежде всего - мое родное село... Желаю всем вам лучшей доли, ради этого жил, работал и страдал. Храни вас всех Господь!»

Из завещания Виктора Астафьева.

Краткая биография Виктора Петровича Астафьева. 

Родился Виктор 1 мая 1924 года в небольшом селе Овсянка Енисейской губернии (ныне – Красноярский край).

 Даже в краткой биографии Астафьева можно перечислить много трагических моментов. Еще когда Виктор был ребенком, его отца арестовали, а мать умерла во время одной из поездок к мужу. Детство Виктор Астафьев провел с бабушкой и дедом. Об этом времени у писателя осталось много светлых воспоминаний, которые позже он описал в автобиографии. После того, как отец Виктора вышел из тюрьмы и еще раз женился, семья переехала в город Игарка Красноярского края. Когда отец попал в больницу, а новая семья отвернулась от Виктора, он оказался в буквальном смысле на улице. Проскитавшись два месяца, был направлен в детский дом.

 В 1942 году Астафьев добровольно ушел на фронт. В Новосибирской пехотной школе он обучился военному делу. А уже в 1943 году отправился воевать. Сменив несколько видов деятельности, до конца войны был обычным рядовым солдатом. За время службы Астафьев был удостоен медали «За отвагу», ордена «Красной Звезды».

 Когда война закончилась, Астафьев женился на писательнице Марии Корякиной, вместе с ней поселился в городе Чусовой Пермской области. Проживая там, он сменил несколько профессий: был слесарем, учителем, кладовщиком, работал на местном мясокомбинате. Однако кроме работы Виктор интересовался литературой: даже был постоянным членом литературного кружка.

 Впервые рассказ Астафьева был напечатан в 1951 году («Гражданский человек»). В том же году Виктор стал работать в газете «Чусовский рабочий», это место не покидал 4 года. Для газеты Астафьев написал множество статей, очерков, рассказов, его литературный талант начал раскрываться все полнее. В 1953 году была опубликована книга Астафьева «До будущей весны».

 А в 1958 году в биографии Виктора Астафьева произошло важное событие – его приняли в Союз писателей. Для повышения своего литературного уровня Астафьев учился на Высших литературных курсах с 1959 по 1961 год.

 Если кратко охарактеризовать произведения Виктора Астафьева, можно сказать, что они освещают военную, антисоветскую, деревенскую тематику.

 За все время своей деятельности Астафьев написал множество произведений. Например, романы «До будущей весны», «Тают снега», «Прокляты и убиты» (роман был удостоен премии РФ в области литературы и искусства). Среди его повестей: «Стародуб», «Слякотная осень», «Так хочется жить», «Из тихого света», «Веселый солдат», «Васюткино озеро», «Царь-рыба».

 В сборник «Последний поклон» вошли автобиографические рассказы Астафьева о жизни в сибирской деревне, которые он писал для детей. 

 Умер писатель в Красноярске 29 ноября 2001 года и был похоронен в родном селе Овсянка.

Виктор Астафьев. Из письма жене. 
1967 год: «Как жить? Как работать? Эти вопросы и без того не оставляют меня ни на минуту, а тут последние проблески света затыкают грязной лапой…Настроение ужасно. Мне хочется завыть и удариться башкой о стену. Будь же проклято время, в которое нам довелось жить и работать!.. Нас ждет великое банкротство, и мы бессильны ему противостоять. Даже единственную возможность – талант – и то нам не дают реализовать, употребить на пользу людям. Нас засупонивают все туже и туже… Руки опускаются. И жаль, что это ремесло невозможно бросить».

Из интервью 2001 года

— Виктор Петрович, однажды Вы сказали: «Главное, чтобы душа была в мире с людьми и с самим собой, а дело было у каждого такое, чтобы забирало целиком». Но у Вас, не очень-то получалось жить со всеми в мире…

— У меня с умными людьми всегда складывались добрые отношения, потому что умею их слушать. Я у Твардовского был пятнадцать минут и больше его слушал, чем сам говорил. Во все уши слушал. Хотя мое время для встречи с ним было очень ограничено. Может, те пятнадцать минут я и отрабатываю теперь всю жизнь. Кто знает… Вообще, на встречи с умными людьми мне везет. И думаю, что их — порядочных и культурных — надо искать и открывать. А открывши, успевать больше слушать и перенимать. Радоваться, что даром отдают… Нужно научиться не упускать счастливых минут драгоценного и редкого общения с ними. Сейчас в провинции, в нашей Сибири, по-настоящему образованным, культурным людям живется очень трудно… Я знаю таких, им — очень тяжело. Они находятся в изоляции. Они — сами с собой. Обществом не востребованы.

— У вас была возможность остаться в Москве, но вы всю жизнь прожили в провинции. Тем не менее, другим писателям советовали пожить в столице, «называя это необходимым благом»…

— Москва дала возможность прикоснуться к сокровищам культуры, но жить там постоянно… Нет! А провинция мне помогла остаться самим собой. Остался ли бы я таким в Москве, при моей мягкотелости, – не уверен.

— Вы, сумевший столько пережить и добиться всего в одиночку, так легко говорите об этом …

— Ну а чего уж тут скрывать…Тем более, знаю, о чем говорю: два года я учился в Москве на Высших литературных курсах. Да, были очень заманчивые предложения. Например, рабочая должность секретаря Союза писателей. Для этого я должен был написать хвалебную статью на роман одного нашего классика, родом, кстати, из Сибири. Вот… Я ему сказал: «Книга уж больно толстая, мне не осилить ее со своим одним “гляделом”. (У меня с войны фактически один зрячий глаз остался.) А он говорит: «А ты не читай. Ты ее мельком по диагонали пробеги, лишь бы потом «красных» с «белыми» не спутать». «Нет, — говорю, не буду — ни читать, ни писать». — «Ты подумай, ведь квартиру хорошую тебе дадим. Должность приличная. Да и Москва, все-таки!». Подумал! Предлагали стать заведующим отделом прозы в журналах: «Смена», «Октябрь», «Дружба народов»… Но это же самая пьющая должность! Каждый приходит и, чтоб как-то увеличить шанс напечататься, притаскивает поллитру. Я бы давно спился из-за своей безотказности. Как это произошло с большинством наших провинциалов, которые давно уже лежат по окраинам Москвы на кладбищах. Это Шукшин похоронен на Ваганьковском, да еще несколько человек с периферии! Все остальные — на погостах, заросших крапивой. Там бы и я, наверное, лежал. 

— После провинции Москва как бы давала возможность похлебать сладкую жизнь ложкой … Редко кто упускал такой шанс…

— Я сам себя стал по-настоящему осознавать только в зрелом возрасте. Поэтому раньше, в Москве, запутал бы свою жизнь полностью и наверняка потерял бы семью. А так худо-бедно, но мне ее удалось сохранить. Пятьдесят пять лет, как мы живем с моей Марьей Семеновной. Подумать дико, сколько мы уже вместе! И она у меня, и друг, и помощник, и хозяйка хорошая, настоящий домашний эконом. Этим я могу похвалиться! Вообще, мне всю жизнь казалось, что на всем белом свете командую только одним человеком: своей бабой. И вдруг, в пятьдесят лет, понял, что глубоко заблуждался, — это она руководила мной, а не я ею…

— Видятся ли вам сегодня какие-то подвижки к лучшему?

— Сейчас такое положение, что я не рискую сказать что-либо. Вижу только, что все человечество деградирует. Ну а мы идем впереди всей планеты. Бедствуем мы. Бедствуем из-за почти поголовного полупрофессионализма и полуобразованности. Хоть и говорили нам все время, что мы самая читающая и самая образованная страна в мире, — неправда это. На уровне обычной школы мы еще держимся. А в остальном, в профессиональном образовании, мы полу, полу. Находимся на уровне полурабочих, полурестьян. Не будь у нас дач – с голоду бы подыхали. Мы, получается, из деревни ушли, а в город так и не пришли. О земле нужно думать. Не займемся ею по-настоящему в ближайшее время — совсем пропадем. Я всегда говорю: порох и железо жрать не будешь. Сначала нужно обеспечить всех хлебом, а потом и в космос можно лететь. И тут спорить не с чем. Ведь и литература — вещь хорошая. И молитва — тоже. Но они всегда были и будут после хлеба насущного.

— Виктор Петрович, что из написанного Вами будет читаться эдак лет через пятьдесят? Не задумывались об этом?

— Едва ли из всей нашей литературы, быть может, кроме «Тихого Дона», что-то вообще может уйти в будущее. Едва ли… Могут произойти, конечно, вещи неожиданные. Ведь при жизни Гоголя написанное им очень слабо ценилось. А сейчас он открывается как величайший гений. До сих пор, кстати, плохо прочитанный. Вот когда мы сходимся с критиками, в частности с Курбатовым, с писателем Мишей Кураевым, то мы не можем наговориться о Гоголе. Мы бегаем друг к другу и зачитываем его цитаты. Гоголь, я думаю, уходит в будущее. Там по достоинству оценят его гениальность. Кстати, все, написанное Гоголем, уместилось в шесть томов. А вот место в литературе и культуре, занятое им, я считаю, – громадное. Если говорить о моих книгах, то, может быть, в лучшем случае некоторые вещи просто немножко переживут меня. Возможно, после смерти возникнет какое-то возбуждение вокруг моего имени, так же, как это произошло с Шукшиным. Ведь я встречался с ним и скажу, что при жизни его даже в родных Сростках срамили… Это у нас могут. Умеют любить только мертвых, как еще Пушкин говорил. К сожалению, и этим тоже славна русская нация. Талантливым Россия всегда была мачехой.

«Прокляты и убиты»

«Сколько потеряли народа в войну-то? Знаете ведь и помните. Страшно называть истинную цифру, правда? Если назвать, то вместо парадного картуза надо надевать схиму, становиться в День Победы на колени посреди России и просить у своего народа прощение за бездарно «выигранную» войну, в которой врага завалили трупами, утопили в русской крови» - писал Астафьев в одном из писем за 1987 год. Это непросто хлёсткая фраза, а горечь фронтовика, героически прошедшего Великую Отечественную. Смысл укладывается в слова героя Достоевского: «гармония мира не стоит слезинки замученного ребёнка». Иначе говоря, ценность человеческой жизни выше величия государства. Именно поколение Астафьева, рождённое в 1923-1924 годах, оставило самые человечные воспоминания о бесчеловечности войны: Николай Никулин, Василь Быков, Борис Васильев, Булат Окуджава. При всей разности, в их текстах дышит любовь к ближнему, и даже когда звучит «мы за ценой не постоим», становится понятно, что это моральный выбор людей, готовых отдать жизнь для спасения родной земли.

Свой последний роман с говорящим названием «Прокляты и убиты» Астафьев не завершил, но и те две книги, которые вышли, неизмеримо выше тонн пропагандисткой макулатуры, которая публиковалась, да и публикуется о войне, победе, генералиссимусе, танках и поверженных врагах. Астафьев смотрит на Великую Отечественную с христианской точки зрения. Неудивительно, что эпиграфами обоих частей становятся слова из Нового Завета. В «Чёртовой яме» - это Послание к Галатам 5:15.

Если же друг друга угрызаете и съедаете,

Берегитесь, чтобы вы не были

истреблены друг другом.

В «Плацдарме» - Евангелие от Матфея 5:21-22.

Вы слышали, что сказано древним:

«Не убивай. Кто же убьет, подлежит суду».

А Я говорю вам, что всякий, гневающийся

на брата своего напрасно, подлежит суду…

В этих двух зачинах астафьевской эпопеи скрыты глобальные смыслы. Война представляется наказанием за то преступление, которая совершила над собой Россия в 1917 году, обернувшееся террором против собственного народа. В итоге сложилась система, при которой человек лишь средство для достижения эфемерных целей. Потому в первой книге романа Астафьев подробно описывает унижения, сопутствующие пребыванию будущих солдат в стрелковом полку: показательные расстрелы, битьё до смерти, невыносимые условия быта. Этих мальчишек ещё не отправили в бой, но они уже вынуждены вести неравную войну со своими начальниками, напрочь забывшими, что перед ними люди, а не пушечное мясо.

1 (1)
1 (2)
1 (3)
 

Go to top